Роман с куклой
Самка пожирает самца
Она плакала уже пятый день. Раньше укладывалась в два-три. Слезы текли помимо ее воли. Глаза были злыми, бессмысленными. Рита ненавидела всех: сестру, ее мужа, их сына, свою мать, подруг, сослуживцев. Весь мир. Всем было хорошо, все как-то устраивались, а она так несчастна, так несчастна…
Инопланетный корабль был огромным, светлым. Все сверкало и переливалось. Неизвестные приборы издавали тихие переливчатые звуки. Прекрасные существа окружали Риту со всех сторон. Они разговаривали с ней и между собой безмолвно. Она слышала их голоса в своей голове и отвечала тоже мысленно. Ей было спокойно и счастливо. Она была дома. Но пришельцы говорили, что необходимо вернуться на Землю. Она должна быть не с ними, а там, внизу. Рита не помнила приземления.
Очнулась в больнице. Потом через много лет родители скажут, что она пролежала на больничной койке три недели, что диагноз так и не поставили, а к врачам ее привезли, подобрав на улице, без сознания. Ей было тогда девять лет.
Болезнь изменила девушку, об этом говорили все. Бойкая, живая, Рита, выйдя из больницы, стала вялой, безвольной, но очень капризной. Она научилась слезами добиваться всего. Но никогда не выражала своих желаний вслух. Окружающие, мечтая остановить поток Ритиных слез, должны были догадаться, чего же она хочет на самом деле. Получить могла все, о чем другие дети даже мечтать не смели. Но все это не радовало: ее бросили, подло, бесчестно. Ее предали. Наказали! Но за что? Это был больной и мучительный вопрос. Он остался с ней на всю жизнь. Сегодня Рите 43 года, а она еще острее чувствует боль и обиду на тех неведомых, таких красивых и благополучных, прилетевших неизвестно откуда и улетевших неизвестно куда.
От слез опухло лицо, нос покраснел, глаза затекли. Рита встала, чтобы умыться, но бессильно опустилась на кровать и продолжила плакать.
Пятница была особым днем. В пятницу, 34 года назад, все и началось.
Она жила с родителями. Отец — инженер, мать — завуч поселковой школы. Даже сейчас трудно было сказать, была ли семья благополучной. Мать безумно любила старшую дочь, отец — ее, Риту. А что связывало родителей, она не помнила. Отец умер, когда ей исполнилось десять лет. Мать продала дом, семья переехала в город. Но до этого события оставался еще год.
Сестре Ларисе уже исполнилось 22, и по поселковым меркам она была перестарком. Училась в пединституте и приехала домой, никого не предупредив. Ее не ждали.
Днем бабушка уложила Риту спать, сама ушла по своим делам.
Рита проснулась от тихого и счастливого смеха в соседней комнате. Было жарко, дверь была открыта и лишь занавешена портьерой. Девочка осторожно, на цыпочках, подошла к портьере и, слегка ее отодвинув, посмотрела, что же там происходит.
Через окно, выходящее в сад, в комнату перелезла Лариска, а за ней —высокий темноволосый мужчина. Но это был не жених, а незнакомый дядька. И Рита, едва дыша, решила не окликать сестру, а наблюдать. Оказалось — было за чем.
Дядька стал целовать Лариску в шею, а она торопливо расстегивала его рубашку, потом начала сдирать с него брюки, в это время мужчина тихо и неспешно целовал ее в грудь, в губы. Рита отчетливо видела, как загорелая мужская рука заскользила по белой ноге и скрылась под юбкой. Ее сестра как-то странно согнулась и застонала. Рита подумала, что ей больно, но гут же поняла, что это не так. Голый мужчина и голая женщина, казалось, танцевали какой-то странный танец. Рита, не отрываясь, смотрела на них, боясь пропустить хотя бы одно движение. Лариса и:ч давала необычные гортанные звуки, ее руки вытворяли нечто необъяснимое… Но теперь Рита видела, что этим двоим не просто хорошо. Они испытывают неведомое ей удовольствие, наслаждение. Став взрослее, Рита оценила, какими искушенными любовниками были эти двое, как изощрены были они в получении желаемого. Но тогда, в пятницу, девятилетняя девочка напряженно и внимательно смотрела на тела и старалась запомнить все, что они делают.
Уже став взрослой, Рита вспомнила сон той давней поры.
Она увидела себя взрослой, «как Лариска», одетой в очень красивое платье, идущей по странному полю. На нем не росли ни трава, ни цветы. Из земли торчали, сверкая на солнце, тонкие изогнутые лезвия острых ножей. Рита наступает на них, ей приятно и больно. А еще очень страшно. Она знает, что здесь ходить нельзя, но это не может ее остановить, и она идет дальше. Впереди, посредине поля растет кривое уродливое дерево, покрытое мертвенно-серой листвой. Но зато на самой верхушке висит темно-красный, скорее бордовый, загадочный плод. Он огромный, сочный, готовый лопнуть от спелости. Рита чувствует, как рот наполняется слюной. Она, не отрывая взгляда от плода, начинает карабкаться по кривому, изогнутому стволу. Ей больно, она видит, как с ног сдирается об кору кожа, но плод манит, и она преодолевает боль. Ползет долго. Смотрит вниз — земля уже далеко. Ствол дерева усеян белыми рваными лоскутами. Рита понимает, что это ее кожа. Страх парализует ее. Там, внизу, светло и солнечно, а здесь, наверху, сумрачно, холодно и тревожно. Рита понимает, что ползет не наверх, а вниз, все перепуталось. И снова неведомый фрукт притягивает ее с такой силой, что она забывает обо всем.
Наконец, она достигла вершины (дна). Протянула руку, и плод падает ей на ладонь. Она зажмуривается от удовольствия, вонзает зубы в сочную мякоть и, захлебываясь соком и восторгом, глотает. Бритвенная боль и восторг смешиваются в гремучую смесь. Но она продолжает есть.
От еды ее отвлекает странное ощущение: на ней, по всему телу, что-то шевелится, затем она чувствует это шевеление во рту, в животе, на голове. Рита смотрит на плод, а он полон сине-красных гладких червей. Черви жирные, блестящие, в них что-то переливается. Всмотревшись, Рита видит, что внутри у сине-красных червей множество мелких белых червяков. Она смотрит на себя: все тело кишит червями. Рита чувствует тошноту, страх, но сквозь эти чувства пробивается острое чувство удовольствия. Она закрывает глаза, прыгает вниз и знает, что черви летят за ней…
Через десять лет ее первый настоящий любовник был потрясен, что она, юная девица, была не. просто активной в постели, но и столь умелой любовницей. Потом этим будут потрясаться все ее мужчины. Но это потом. А сейчас, наблюдая, она поняла, что хочет к ним, к этим двоим. Она хотела получить то, что было у них.
Неожиданно она почувствовала что-то странное внизу живота. Это было приятно и хотелось чего-то еще. Не раздумывая, она сняла с себя майку и трусики и бросилась на кровать с криком: «Я хочу как вы, хочу с вами!»
Ужас, испуг, страх, появившиеся на лицах любовников, удивили ее: почему они так испугались? То, что они делают, нехорошо?
Через много лет психоаналитик объяснит Рите, что именно в этот миг произошло непоправимое. Всю оставшуюся жизнь она добивалась невозможного. Тогда, в детстве, наслаждение намертво сплавилось с запретом, а это и есть порок. Став взрослой, она ни разу не смогла добиться тех же ощущений. Ей казалось, что ее партнеры — неумехи и слабаки. Она не понимала, что удовольствие она получает только от извращения. И произошло все это тогда, далеким летним днем.
Мужчина торопливо оделся, сестра набросила на себя халат, и они стали уговаривать Риту молчать о том, что она видела.
«И слышала», — неожиданно добавила девочка. Лариса покраснела: ее речи трудно было назвать скромными.
Рите обещали любые сладости, игрушки, платья, какие она только пожелает. И началась чудесная жизнь: достаточно было сказать — и, как в сказке, появлялось то, что она желала. Но наслаждалась Рита не куклами и платьями — властью. Она была повелительницей. Сестра стала ее рабыней, но теперь ей и этого было мало.
Как-то вечером с самым невинным видом Рита спросила бабушку: «А зачем чужой дядька ложился на нашу Лариску и прыгал на ней?» Бабушка выронила кастрюлю и села на пол. Прошло немало времени, пока она поднялась, а Рита испытала сильнейшее чувство, неведомое ей раньше.
«Внученька, Риточка, молчи об этом. Не говори никому, Христом Богом прошу. Родители ничего не должны знать, они сильно расстроятся, а у них и так все наперекосяк. Нельзя их огорчать. Поняла? И дедушке не говори, он у нас шибко строгий, убьет он Ларку. Молчи, пожалуйста. Я тебе что попросишь, все сделаю».
Еще неделю Рита наслаждалась своей властью над бабушкой. Родители недоумевали: то Лариса задаривала младшую дочку, теперь бабушка что ни день дарит подарок. Но самой дочке и этого было мало. Дождалась, когда родителей не было, а дедушка, Лариса, бабушка ужинали. С удовольствием отметила, как обе женщины разом перестали жевать, как только она, уже накормленная, снова села за стол. Лица у обеих стали напряженными и испуганными.
Рита неторопливо уселась за стол, взяла вилку и стала таскать со сковородки самую зажаренную картошку. Раньше получила бы подзатыльник, сейчас бабушка как воды в рот набрала. Дед не выдержал и стукнул по руке, держащей вилку. Рита посмотрела на деда ясными глазами и спросила: «Деда, а зачем чужой дядька залез руками к Лариске между ног? И долго там трогал, зачем?»
Огромные кулаки деда грохнули по столу, зазвенели тарелки. А Рита пересела на табуретку у печки и с удовольствием стала наблюдать, как большую Лариску дед охаживает сначала ухватом, потом большим солдатским ремнем. Потом дошла очередь и до нее. Дед в отличие от бабки и сестры сказал просто: «Еще кому скажешь, ноги выдерну, поняла?» Она поняла потому, что дед поднял ее и тряхнул довольно чувствительно. Спасла бабушка: «Остановись, старый. Родителям объяснять придется, за что ты ее».
Но Рита остановиться уже не могла. Она дождалась, когда Толя, Ларисин жених, стоял у клуба с парнями и курил. «Толя, хочешь, я покажу, что чужой дядька делал Лариске?» И показала. А потом показала, что Лариска делала дядьке. С удовольствием показала. Что сестра просила сделать и что тот ей отвечал. Дословно.
Парни гоготали так, что у нее заложило уши. Толя уехал из поселка в тот же вечер. Лариска на улицу носа не показывала. Отец съездил в город, снял ей квартиру и перевез старшую дочь — от стыда подальше.
Рита не помнит, что было потом. Но дед и бабка через неделю купили маленький домик на окраине поселка и переехали туда. А Рита в этом доме не была ни разу. Видимо, ей строгий дед запретил. Она всегда чувствовала, что ее никто, кроме отца, не любит. Однажды Рита услышала, как мать, ругаясь с отцом, выговаривала ему за потворство Ритиным безобразиям: «Ты любишь ее потому, что тебя дома не бывает с утра до ночи. Ты ничего про нее не знаешь». А отец ответил: «И знать не хочу. Вы все любите Ларису, ну и хорошо. А я буду любить Риту. Кто-то должен и ее любить».
Через год Толя простил свою опозоренную невесту, и они поженились. Чего Рита никогда не понимала, что ее просто бесило, так это то, как счастливо прожили свою жизнь эти люди. Сейчас им к шестидесяти, а они носятся друг с другом, как с писаной торбой. И дети у них хорошие, и квартира четырехкомнатная в центре города. А на нее оба смотрят с жалостью. Рита их просто ненавидит: «Уроды проклятые, а не люди». Она этому дураку такое про невесту рассказала, а он год только и вытерпел. Да и то, оказывается, это он дал Лариске подумать, выбрать. А Лариса до сих пор твердит: «Тебе спасибо. Если бы не ты, неизвестно, чем бы все кончилось».
Тем же летом к отцу приехал давнишний друг. Его поселили в соседней комнате, и он приходил к Рите перед сном рассказывать страшные истории. Им влетало от матери, но они только смеялись и продолжали. Вечером все собирались за столом, пили чай, разговаривали. Все умилялись, как вредная Ритка привязалась к отцову другу. Она не отходила от него ни на шаг, держала его за руку. Л он охотно играл с ней в мяч, плавал, таскал на спине.
Было уже совсем темно, но в тот вечер из сада никто не уходил. Пришли соседи, принесли гитару и долго пели песни. Рита сидела у Валеры на коленях. А он, держа ее под мышки, слегка подбрасывал и приговаривал: <> Поехали, поехали в лес, за орехами». Отец рассмеялся: «Она тебе в невесты годится, а ты с ней игры затеял, как с маленькой». «Точно, еще лет с десяток погожу, а потом сватов пришлю. Пойдешь за меня?»
Рите очень нравился разговор. Она повернулась к Валере лицом и оказалась сидящей на его бедрах. Даже сейчас, через три десятка лет, она не может сказать, как это произошло. Но их тела соприкасались, и она поняла, что чувствовала Лариса, почему ей было так нестерпимо хорошо. Тело Риты содрогнулось от удовольствия, и неожиданно Валера крепко прижал ее к себе. Никто не видел, что они делали, но вся гамма взрослых, женских ощущений, переживаний пронзила девочку. Внутри разгорелся нестерпимый огонь. Остроты, сладости, страха добавляло то, что все происходило на виду у взрослых.
«Еще, — попросила она, — хочу еще».
Но Валера испуганно подхватил ее и поставил на землю. Рита убежала в комнату и, бросившись на пол, колотила по доскам и рыдала.
Ее услышали не сразу. Бросились успокаивать. Никто ничего не мог понять. Утром, проснувшись, Рита не обнаружила папиного друга. Он уехал утренней электричкой. Больше она его не видела. А пережитого, запретного, извращенного удовольствия не забывала всю жизнь. С этого дня в ее жизнь на долгие годы вошла… кукла, купленная для задабривания Лариской. Уединившись (но никогда не закрывая дверь — чтобы взрослые могли войти), она снимала одежду, клала куклу на кровать и зажимала ее лицо между ног. Страх и удовольствие смешивались в гремучую смесь, без которой она не могла жить.
Август был на исходе. День выдался солнечный, яркий. Рита шла через луг к дому. Неожиданно стало темно. Она так и не поняла, как это произошло — откуда-то, как из-под земли, перед ней возникла высокая мужская фигура.
Мужчина схватил ее за руки и зажал рот. Рита даже не сопротивлялась. Мужчина был очень сильный, большой. Он тащил ее к старым, брошенным сараям у сгоревшего дома. «Ну, что, стерва, ты хотела к нам? Ну, давай, попробуй того, чего хотела». Он разорвал трусики и отбросил их в сторону. Рита почувствовала, как больно и грубо пытаются войти в ее тело.
Даже сейчас, спустя много лет, она не могла понять, откуда у ребенка взялась такая сообразительность, как она все просчитала и заставила взрослого искушенного мужчину изменить сценарий задуманного. Рита обмякла и подалась навстречу. Руки насильника, грубые и жесткие, сразу же подобрели, смягчились. Это было для него так неожиданно, что он выругался. Но ощущение явно было для него новым, и он последовал за ним. Все шло не так, как он задумал, и когда по рослому, но детскому телу прошла дрожь удовольствия, он разозлился: «Вот, сволочь, переиграла меня!» Он поставил Риту на ноги и с размаху ударил ее. Удар пришелся на висок.
Вспыхнул ослепительный свет, и прямо над Ритиной головой завис космический корабль. Девушку подняли с земли и внесли внутрь. Все было так здорово, все понимали Риту. Она чувствовала, что ее любят, именно ее. Это было так ново и чудесно. Инопланетяне не ругались и не обзывали ее плохими словами, они не говорили, что она стерва и дрянь, что ее нужно убить. Они любили ее и заботились о ней. А потом предали, бросили. «Ты должна вернуться, твое место там».
«Бросили! Меня бросили! Почему?» Эта жгучая обида останется навсегда. Правда, про космический корабль она вспомнила только через много лет.
Все, что было связано с тем летом, с больницей, неведомой болезнью, казалось, было стерто. Она все забыла. Кроме космического корабля. И предательства.
Все, шаг за шагом, начало выплывать из темного забытья лишь сейчас, под руководством специалиста, и с его помощью то непонятное, что с ней происходило, наконец стало обретать внятные очертания.
Рита ходила по врачам уже не первый год. Чего она от них хотела, объяснить не могла. Не боялась ходить к психиатрам, которых нормальные обыватели обходят за три версты. На самом деле взрослая женщина искала путь к тому страшно-сладостному детскому пороку, который ей стал недоступен. Она выросла. Ушел страх, ушел запрет, а вместе с ними и наслаждение. Она не понимала этого и винила во всем любовников: они, все, без исключения, были «полные дураки и импотенты».